— Но два серебряника? Где ты собираешься раздобыть такую прорву денег после того, что сам говорил в лодке этим утром?
— Сейчас мы этим и займемся.
Тут Хорт осознал, что они не возвращаются в город, а направляются на запад к Подветренной Стороне. К Подветренной или…
— Джабал? — воскликнул он. — Как, ты собираешься взять деньги у него? Продашь ему информацию о чудовище?
— Я рыбак, а не шпион, — фыркнул Старик. — Да и потом, кого на суше волнуют рыбацкие проблемы?
— Но… — начал было Хорт и замолчал. Если его папаша захлопнул рот, ему хоть кол на голове теши — ничего не скажет.
Когда они подошли к поместью Джабала, Хорт был поражен той небрежностью, с которой Старик обращался со слугами, стерегущими вход. Всем было известно, что Джабал нанимает только самых авторитетных головорезов, и убийц, прячущих лица под синими ястребиными масками, но Панита, казалось, не волновала ни их свирепость, ни их оружие.
— Что вам двоим здесь надо? — пролаял здоровенный привратник.
— Пришли поговорить с Джабалом, — ответил Старик.
— Он ждет вас?
— А что, к нему на прием нужно записываться?
— Какое дело может быть у рыбака к работорговцу?
— Если бы тебе полагалось это знать, я бы сказал. Я хочу видеть Джабала, и все.
— Но я не могу вот так просто…
— Ты задаешь слишком много вопросов. Он знает, что ты задаешь столько вопросов?
Последняя реплика явно испугала громилу и дала Хорту лишнее подтверждение городским слухам о том, что деятельность Джабала была в основном подпольной.
В конце концов их провели в большой зал, в дальнем конце которого возвышалось огромное кресло, напоминающее трон. Не прошло и минуты, как появился Джабал, запахивающий халат на своих мускулистых эбонитовых бедрах.
— Я так и знал, что это ты, Старик, — сказал хозяин с легкой улыбкой.
— Ни один рыбак не прорвался бы через моих телохранителей с такой легкостью.
— Мне же известно, что деньги ты любишь больше, чем сон, — пожал плечами Старик. — И твои люди это тоже хорошо знают.
— Пожалуй, верно, — рассмеялся Джабал. — Ну, так что же завело тебя так далеко от пристани в такой ранний час?
— Для кого-то уж день кончается, — сухо отозвался Панит. — Мне нужны деньги: шесть серебреников. Предлагаю под них свое место на верфи.
Хорт ушам своим не верил. Он открыл было рот, но спохватился. Его с младенчества учили не перебивать отца. Однако этот порыв был замечен Джабалом.
— Ты заинтриговал меня, Старик, — задумчиво сказал работорговец. — А зачем мне, собственно, покупать место на верфи по бешеной цене?
— Потому что верфь — единственное место, где у тебя нет ушей, — скупо улыбнулся Панит. — Ты засылаешь к нам шпионов, но мы не разговариваем с чужаками. Чтобы слышать верфь, ты должен быть на верфи — и я предлагаю тебе место.
— Это верно, — согласился Джабал. — Более легкого пути не придумаешь.
— Два условия, — прервал его Старик. — Первое: мое место становится твоим через четыре недели. Если я возвращаю деньги, оно остается за мной.
— Согласен, — кивнул работорговец, — но…
— Второе: если за эти четыре недели со мной что-то случится, ты позаботишься о моей жене. Это не благотворительность; она знает верфь и ний как свои пять пальцев, и заслуживает, чтобы ей хорошо платили.
Джабал с минуту изучал Старика разбойничьими глазами.
— Очень хорошо, — сказал он наконец, — но я чувствую, ты многого недоговариваешь. — Он вышел из зала и вернулся с серебряными монетами, которые слегка позвякивали в его, огромной ладони. — Скажи-ка мне, Старик,
— спросил он с подозрением, — а почему бы тебе просто не попросить в долг, а то все эти условия…
— В жизни никогда не просил, — отрезал Панит, — и не собираюсь начинать. Я за все привык расплачиваться: если у меня на что-то не хватает, я обхожусь без этого или продаю то, что имею.
— Дело хозяйское, — пожал плечами работорговец, передавая ему монеты.
— Жду тебя через тридцать дней.
— Или раньше.
Молчание, ставшее почти привычным для отца и сына, тянулось до тех пор, пока они не вернулись в город. Как ни странно, нарушил его Старик.
— Что-то ты притих, сынок, — сказал он.
— Еще бы! — взорвался Хорт. — Тут и сказать-то нечего. Ты заказываешь вещи, за которые не можешь расплатиться, продаешь свое место величайшему мошеннику Санктуария, а потом удивляешься, что это я притих. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но — Джабал! Из всех жителей города… А этот разговор об условиях? Почему ты думаешь, что он сдержит слово? Солдатам ты не доверяешь, а Джабалу веришь безоговорочно?
— Ему-то как раз можно верить, — тихо ответил Старик. — Он крут, когда что-то не по нему, но слово свое держать умеет.
— Ты что, уже имел с ним дело раньше? Ну теперь меня уже ничем не удивишь, — простонал Хорт.
— Ну и хорошо, — кивнул отец, — тогда ты проводишь меня к «Распутному Единорогу»?
— К «Распутному Единорогу»? — Хорт все-таки удивился.
— Точно. Или ты не знаешь, где это находится?
— Знаю, что это где-то в Лабиринте, но я там никогда не бывал.
— Ну, пойдем.
— А ты уверен, что тебе надо в «Распутный Единорог», Старик? — настаивал Хорт. — Сомневаюсь, что там ступала нога рыбака. Знаешь, кто там пьет? Наемники, головорезы и десяток воров, которых больше никуда не пускают.
— Да, именно так, — кивнул Старик. — Я бы туда и не пошел, коли бы там собиралась иная публика. Так ты ведешь меня или нет?
Когда-они вошли в пресловутую таверну, все разговоры в зале стихли. Пока глаза Хорта привыкали к темноте, он чувствовал, что взгляды всех присутствующих ощупывают и измеряют его, решая, кто он такой — соперник или жертва.